Русский Рэмбо для бизнес-леди - Страница 68


К оглавлению

68

Небритый, с отечным лицом, экс-фаворит встретил его в большом холле, увешанном картинами художников-авангардистов: летающие по небу среди стай рыб трансформированные дома, цветные линии, похожие на извивающихся червей, перекошенные лица с провалами ртов в окружении ржавых консервных банок и строительной арматуры…

– Теще с женой в самый кайф, а по мне эту блевотину бомжам бы на свалку, – перехватив удивленный взгляд Романова на картины, усмехнулся экс-фаворит. – Какими судьбами, Геннадий Васильевич?

– Дело привело, Борис Иванович, – сдержанно ответил Романов, покосившись на тумбочку с телефоном.

Экс-фаворит понимающе кивнул и молча проследовал на застекленную веранду.

Неотапливаемая веранда была сплошь заставлена дубовыми бочками, а один из углов занимала гора скукоженных от мороза яблок. Экс-фаворит оглянулся на дверь и достал спрятанную в яблоках бутылку водки.

– Теща признает огурчики с помидорчиками и капусту лишь собственного посола, – выудив из бочки по соленому огурцу, пояснил он. – Кулацкая порода, из старообрядцев…

– Свое-то оно безопасней, – вступился за тещу Романов. – За ваше здоровье, Борис Иванович.

– На сколько твое дело потянет? – пошутил тот, хрустя огурцом.

– Почитайте и сами определите, – протянул ему ксерокс "чистосердечного признания" Романов.

Экс-фаворит прочитал и равнодушно пожал плечами:

– Ну, грохнул плешивый журналистку, по нашим временам – не событие. А признание исполнителя?..

Во-первых, по закону это не самое главное. Во-вторых, адвокат Кострова как дважды два докажет, что было оно получено с применением недозволенных методов, что, думаю, так и есть…

Подождав, пока экс-фаворит еще раз выпьет и похрумкает огурцом, Романов, оглянувшись опасливо на дверь, сказал шепотом:

– Виктор Иванович Коробов – ее отец. Тот, из Общего отдела ЦК КПСС. Который ныне дела крутит в Цюрихе. Тот самый, Борис Иванович, смекаете…

Экс-фаворит поперхнулся, застыл с вытаращенными глазами и с огурцом во рту.

– Надо же: на ловца и зверь бежит! – пробормотал экс-фаворит. – Сколько за бумагу просишь?

– Смотря сколько вы из Кострова за нее выжмете.

– Выжимать бабки я – мимо. А почему бы тебе самому Кострову яйца не прищемить?.. Ездишь, что ли?..

– Возможность-то прищемить есть, да не про мою честь. Извиняйте, Борис Иванович, – разочарованно протянул Романов, убирая "чистосердечное" в карман.

– Постой! – сдавленным голосом бросил тот. – Оригинал у тебя есть?

– Ну-у…

– Впрочем, и ксерокса хватит. За сколько сторгуемся?

– Воля ваша…

– Жди тут.

Появившийся через несколько минут экс-фаворит сунул ему нераспечатанную пачку стодолларовых банкнот и выхватил ксерокс, будто боясь, что он передумает отдавать его.

– Оценил, что ты, полковник, с этой бумагой ко мне пришел, – сказал экс-фаворит на прощанье. – Намекни плешивому, что его карта может тузом козырным быть бита… Постарайся за неделю дожать его. Упрется рогом или решится на подозрительные телодвижения, сразу звони – мои мальчики его бандитам с радостью устроят детский плач на лужайке.

* * *

"Экс-фаворит прав, тряхнуть плешивого стоило бы, – уговаривал себя Романов по дороге домой. – Он еще на афганской наркоте миллионы сколотил.

А ты, Геннадий Васильевич?.. Лох ты нищий по его меркам. А всю черную работу кто за него делал? Уж коли такой случай бог послал – баксы на бочку, плешивый, или "чистосердечное" Хозяину уйдет… Сам не за красивые глаза чемоданы компромата на рыжих и кудрявых ему в Цюрих сливаешь… Да-а… Очумелые "завлабы" с вашей подачи пещерный капитализм в больную Россию фуксиком протащили – вот и кушайте свое дерьмо, ребята! Жрите его солдатскими черпаками из позолоченного корыта… Коли зазеваетесь – не обессудьте… Это у зеков выживает сильнейший, а в вашей "рыночной" буче смердючей, кипучей – подлейший", – засмеялся Романов, ощущая в кармане приятную тяжесть нераспечатанной пачки стодолларовых купюр.

Глава 25

В офисе фирмы "СКИФЪ" стояла зловещая тишина. Все собрались в кабинете Ольги. Сима Мучник полулежал в кресле, стонал и тупо смотрел в пустоту, Тото Костров крутился в офисном кресле, изображая скорбь, у двери, как в почетном карауле перед Мавзолеем, застыли Хряк с Бабахлой, а за Ольгиным столом расположился Костров-старший. К удивлению Тото, в глазах его отца стояли слезы. Дрожащими пальцами он перебирал бумаги Ольги. Особенно почему-то его заинтересовал пустой фирменный бланк с ее подписью, и он отложил его в сторону. Через раскрытую дверь послышался телефонный звонок и голос секретарши Светочки. Скоро она сама на цыпочках появилась в кабинете и протянула Кострову трубку радиотелефона. Тот, смахнув слезы с глаз, со скорбным видом выслушал сообщение.

– Звонили из МЧС, – сказал он, положив трубку. – Ничего такого водолазы подо льдом не нашли…

Самолет подняли… Специалисты, как положено, приступили к его изучению. Придется хоронить то, что есть… Ты слышишь, Серафим Ерофеевич?..

– Слышу, – отрешенно ответил тот и внезапно запричитал тоненьким дискантом:

– Боже ж мой, господин Костров, Сима Мучник опять уже стал нищим…

Причитания Мучника действовали на нервы Кострову. Уж он-то знал, что при любом исходе Мучник не будет нищим, если, конечно, миллионов десять долларов считать только деньгами на карманные расходы. Этот тщательно скрываемый ото всех и от Ольги в первую очередь загашник был сделан Симой в обход фирмы "СКИФЪ" на посредничестве и лоббировании интересов израильских и южноафриканских фирм в российских алмазном и алюминиевом производствах. Большая часть этой суммы давно наращивала жирок на депозитных счетах в банках Амстердама, Иерусалима и Лондона.

68